Инна Тарасенко: «Все началось с того, что я ехала по дороге, и передо мной сбили собаку»

Накануне юбилея центра помощи бездомным животным «ФлагманВет» его основательница рассказала о сложностях, с которыми она сталкивалась за десять лет работы.

Помните ли вы, с чего все началось десять лет назад?

Да, конечно. Все началось с того, что я ехала по дороге, и передо мной сбили собаку. Я сначала проехала мимо, а потом остановилась, чтобы посмотреть, жива ли она, увидела, как собака подняла голову, и уехать уже не смогла. Вернулась назад, загрузила ее в машину и, сама того не подозревая, начала свой путь. В тот день я столкнулась с огромным количеством сложностей и выяснила, что в городе нет ни одного профильного учреждения, в котором бездомным животным могли бы оказать помощь.

И какой шаг вы сделали первым, когда это выяснили?

Я решила, что если нет такого места, значит, его нужно создать! И, собственно, первое, что я сделала, это открыла небольшой стационар для животных – место, где они, как люди, могут круглосуточно находиться под медицинским наблюдением и получать медицинскую помощь. Сначала мы оказывали ветеринарные услуги на коммерческой основе, чтобы содержать подопечных, а позднее стали самыми крупными благотворителями в регионе, и животные начали получать ветеринарную помощь бесплатно.

Мощности и возможности нашего стационара постепенно росли: сначала мы могли содержать не больше тридцати животных, потом смогли принимать триста, а сейчас – около полутора тысяч. А название организации появилось 15 марта 2015 года: я назвала ее в честь своей лошади, которая на тот момент была для меня ключевым персонажем в жизни.

То есть по-хорошему все началось с любви к животным?

Все началось с письма, который я в семь лет написала, а мама его сохранила. Я там описала свою мечту построить большой дом для бездомных животных. Ну, вот, собственно, я его и построила.

Скажите, каково это – ощущать ответственность за жизни живых существ? И как часто приходится принимать сложные решения?

В какой-то момент у меня была такая немножко черная шутка про то, что я могу написать книгу «Тысяча и один способ сообщить о смерти». Потому что самое сложное в этой деятельности — это факт смерти, который почему-то среди людей, находящихся глубоко в помощи бездомным животным, не принимается. Любопытно, правда? Мы адаптировались к тому, что умирают люди, а вот к тому, что умирают бездомные животные, адаптироваться не получается. Всегда кажется, что кто-то должен быть в этом виноват, но на самом деле это естественный процесс. И этих смертей я за десять лет видела очень-очень много. И это, пожалуй, самое тяжелое – сообщать о смерти. Особенно когда люди сильно надеются. А надеются они всегда. Мы же работаем не только с бездомными животными, но и с домашними: чаще всего это тяжелые инфекционные пациенты, с которыми никто из ветеринарных клиник работать не хотел из-за угрозы инфицирования. А знаете, что еще тяжелее, чем сообщать о смерти? Работать с животными, травмы которым нанесли люди. У нас сейчас, например, есть собака, у которой полностью отстрелена нижняя челюсть.

И как вы это переживаете? У вас осталась какая-то вера в человечество после спасения животных, которых люди выгоняют на улицу или просто забивают камнями забавы ради?

Конечно, да! Я абсолютно не приемлю фразу «Чем больше я работаю с животными, тем меньше я люблю людей». На эту тему есть много подобных высказываний, но суть в том, что только от людей зависит, что будет с животными. Только мы можем создавать для них что-то достойное в будущем. Перестать верить в людей – это, по большому счету, означает обречь животных на отсутствие какого-то нормального существования. Пока люди не договорятся между собой, пока они не научатся друг друга понимать или показывать своим примером отношение к тем или иным аспектам этой деятельности, у нас нет никаких перспектив. Поэтому для меня так важна общественная деятельность и возможность транслировать свое мнение на широкую аудиторию. Всегда считала это одной из ключевых стратегических задач центра. И мне кажется, я смогла ее реализовать за эти годы.

Можете перечислить самые сложные сложности, с которыми вы столкнулись в ходе работы над строительством центра и созданием вашей структуры?

Самая, пожалуй, серьезная проблема, которая существует в нашей сфере, заключается в том, что с точки зрения благотворительности помощь животным не интересует никаких крупных спонсоров. Я вот сейчас учусь в Московской школе профессиональной филантропии, где вместе с лидерами некоммерческих организаций со всей страны, которые в каждой своей сфере достигли каких-то серьезных успехов, работаем каждый над своим проектом. И я в очередной раз убеждаюсь, насколько токсичной считается эта тема. И с кем бы я ни работала на этом пути, все только подтверждают это: от Сбербанка до других крупных организаций. Да, люди готовы помочь, приехать, погулять с собаками, но выступать как инвесторы или постоянные доноры какого-то проекта — нет. И они это очень понятно объясняют нежеланием сталкиваться с репутационными рисками из-за большого количества людей, которые радикально относятся к теме помощи бездомным животным. Поэтому нам если и помогают, то минимальным каким-то возможным способом и без публичных высказываний. То есть открыто говорят, что просто боятся хейта, и считают, что это небезопасно для их компании. Вот именно поэтому я и разрабатывала весь последний год концепцию, по которой мы строим центр, где бездомные собаки переквалифицируются в собак-специалистов: поисковиков, поводырей и адвентеров, которые занимаются с детьми или с детьми с ограниченными возможностями. За счет этого у нас получится привлекать «доноров» не для помощи животным, а наоборот – для того, чтобы с помощью животных помогать людям. И это очень серьезный вызов — попытаться сменить парадигму, которая существует уже несколько десятилетий в стране, и донести, что собака — это инструмент помощи человеку, и его просто нужно научиться использовать. Так от помощи одной конкретной собаке десять лет назад я пришла к другому масштабу и поняла суть того, что мы делаем.

Есть ли какие-то достижения за прошедшее десятилетие, которым вы гордитесь больше всего?

Я безумно горжусь тем, что нам удалось действительно собрать уникальную команду людей, которые занимаются определенным направлением ветеринарной деятельности, которую мы для себя обозначили как ветеринария катастроф. Мы работаем с определенной группой пациентов, за которых никто не берется, и достигаем в этом успехов. И тем, что у нас получилось сформировать серьезное сообщество, которое позволило в 2024 году не допустить в Самарском регионе принятие закона эвтаназии «до востребования», тогда как в других регионах ни одно зоозащитное сообщество это сделать не могло, я тоже горжусь. А еще мы построили в Лопатино реабилитационный центр для собак: там, где было голое поле, сейчас стоит уникальный объект инфраструктуры для животных. И про двенадцать выставок «Друг человека», которые с 2018 года помогли пристроить тысячу животных в семьи, тоже хочется сказать. У нас было много разных социальных проектов, которыми мы можем гордиться. Как и своей работой в качестве муниципального подрядчика по отлову, которая очень сложная, неблагодарная и непредсказуемая, но тем не менее очень важная.

Если я правильно понимаю, общественное мнение пока хейтит вас за отлов?

Давайте так: мы пришли в отлов, потому что нас попросили помочь своему городу, но никогда не интересовались этой деятельностью, поэтому что на момент получения роли подрядчика почти семь лет были зоозащитной организацией. Конечно, адекватные люди понимали и понимают, что нельзя стать подрядчиком и перестать быть зоозащитником. Но мы и не переставали: благодаря своей деятельности у нас получилось создать первую службу спасения и стать подрядчиком, которого не боятся и которого просят приехать. Поэтому хейт, конечно, есть, но на самом деле в нашем случае минимальный. Намного больше людей нас поддерживают. Это несложно понять, почитав просто отзывы даже на каких-то простых ресурсах.

А что не так с законопроектом об отлове?

Здесь очень важно понимать, что проблема бездомных животных — она политическая и социальная, ее нельзя решить каким-то тупым механическим способом. Например, всех отловить и убить. Есть даже ряд исследований, которые подтверждают, что тотальное истребление собак на самом деле приводит только к росту популяции, а не к ее снижению. И многие, кто с этим работал, это уже поняли: на короткой дистанции популяция снижается, а потом происходит трехкратный прирост, и хорошо, если не пятикратный. Принятие 498-го закона в 2018 году дало зоозащитникам и людям, которые не безразличны, понимание, что стерилизованные и привитые собаки могут находиться на улице. Но также понятно, что ни государство, ни тех людей, которые против, такая ситуация не может устраивать. Потому что бездомные собаки – это сила, которую мы, на самом деле, не способны контролировать. И просчитать все возможные варианты инцидентов, которые могут быть связаны с бездомными животными, у нас тоже не получится. Поэтому встает вопрос: кто несет ответственность за действия бездомных собак на улице? Согласно судебной практике, ответственность несет город, область и тот заказчик, который заключил контракт. Естественно, это все переходит в пласт выплат и компенсаций по возмещению ущерба имуществу и здоровью. Судов и инцидентов становится все больше и больше, поэтому люди требуют от власти ответов, как будет поддерживаться безопасность. А ответов не так уж и много: пожизненное содержание животных в приютах стоит очень дорого, да и нет у нас ни в одном регионе инфраструктуры, которая способна была бы пять-шесть тысяч собак посадить на этом объекте пожизненно, а тем более обеспечить финансово. Опять же возвращаемся к тому, что спонсоров у нас нет и не предвидится. В итоге все хотят, чтобы и проблема решилась, и все остались хорошими, но так не получается. И поэтому я пришла к тому, что эта концепция «собака — инструмент помощи для человека» все-таки более жизнеспособна, потому что позволит объяснить противникам животных, зачем все-таки собаки нужны. Есть и еще один момент, о котором не хочется молчать. Что такое «эвтаназия до востребования»? Это эвтаназия всех особей, которые просидели в окне временного содержания тридцать дней и оказались невостребованными. То есть, по сути, всех! Адекватные зоозащитники просто не будут этого делать, потому что это ставит крест на их принципах. А те, кто приходят в эту сферу как простые исполнители… Знаете, проводить гуманную процедуру эвтаназии с дикими несоциальными животными крайне трудно. Поэтому я на сто процентов уверена, что никто не будет заморачиваться и детально придерживаться принятых протоколов. Но я, конечно, согласна с тем, что в таком количестве животных на улицах быть не должно и это не нормально.

Если я правильно понимаю, вы сейчас работаете в тесном контакте с правительством города и области. И вопрос: это плюс для вас или минус? То есть это какие-то возможности дополнительные или какие-то ограничения, наоборот?

С одной стороны, возможности, потому что если ты не являешься подрядчиком и не можешь работать в тесном контакте с властями, ты, по сути, не можешь влиять на никакие процессы масштабно. С другой стороны, конечно, это и ограничивает, потому что у людей есть сложившийся стереотип: если у тебя есть государственные деньги, ты больше ни в чем не нуждаешься! На самом деле, это такая своеобразная черная метка. Когда люди видят вот эти страшные – на год выделено шестьдесят миллионов рублей! – цифры, им кажется, что вся эта сумма передается в чемодане в руки подрядчику, и он начинает ее тратить. Все не так! Шестьдесят миллионов государственных денег – это огромная ответственность и десятки, если не сотни гигабайт отчетности, надзоры прокуратуры и Следственного комитета, показатели освоения бюджета и жалобы, которые должны быть исполнены в течение сорока восьми часов. То есть это действительно очень трудная деятельность с огромным количеством рисков для предпринимателя. И все эти риски связаны с тем, что мы работаем с живыми существами, плюс репутационная нагрузка очень тяжелая, потому что сфера животных – это такой супертриггер. В этой сфере не получается оставаться хорошим для всех: там есть и хорошее, и плохое, и простое, и сложное.

Когда готовился к интервью, донеслись какие-то отголоски хейта от «трушных» зоозащитников, которые обвиняют вас в чрезмерной гламурности. Как вы к нему относитесь?

Знаете, я считаю, что только благодаря тому, что я нетипичный для этой сферы человек, у меня получилось за десять лет дойти до той точки, в которой я нахожусь. Потому что это позволило мне получить доступ к огромному количеству связей, запустить множество проектов и показать, что в сфере помощи бездомным животным работают образованные, деловые, творческие и инициативные люди, которые относятся к этой деятельности профессионально, которые хотят ее двигать, хотят что-то менять и куда-то стремиться. Для них эта деятельность не пожертвование своей жизнью, где ты живешь в сарае с животными и пытаешься что-то изменить. Такие люди не меняют. Безусловно, я уверена, что каждый имеет право делать то, что он хочет. И свой путь я тоже выбрала сама: я так чувствую и мне так комфортно. Да и вообще: быть лицом своей организации – это здорово.

Что движет вами, Инна? Я не про источник вдохновения, а скорее про мотивацию. И есть ли какие-то планы на ближайшие перспективы, которыми можно делиться?

Ирония судьбы в том, что именно в десятилетие компании я нахожусь, пожалуй, в самой кризисной из возможных точек за всю ее историю. Тут и кризис смыслов, потому что мы снова заходим в федеральную повестку, а федеральная повестка такова, что отлов должен стать безвозвратным. То есть сейчас мы снова вернемся к вопросу, будет ли это эвтаназия, от которой нам в прошлый раз еле-еле удалось отвертеться, или не будет. И для меня очень важно понимание вектора нашего развития: движемся мык созданию центра для содержания животных серьезного масштаба и какой-то инфраструктуры достойного уровня, или не движемся. Потому что для меня очень важны какие-то изменения и рост в компании. А так как у нас сейчас новое правительство и какой-то переходный период, мне пока непонятно, в одном ли направлении мы идем, одинаково ли мыслим и есть ли у нас общее понимание задач, которые перед нами стоят. Поэтому сказать, что прямо сейчас у меня есть какая-то стопроцентная ясность, у меня не получится. Честно говоря, я немного иначе представляла себе этот десятилетний рубеж, но принимаю его так как есть. А что касается того, что мной движет: я азартный человек и не умею проигрывать. Если у меня есть какая-то идея, я ей одержима.

То есть все-таки all-in?

Да!

У меня остался последний вопрос: оглядываясь на десятилетний путь, зная, что вас ждет множество сложностей, обсуждений и конфликтов, вы бы решились снова войти в эту реку?

Да! Потому что это сделало меня определенным человеком. И вообще вся моя жизнь так складывалась и до «ФлагманВета», что она никогда не была простой: у меня всегда были очень серьезные вызовы. Я думаю, что такие испытания даются людям, которые способны их преодолеть. Поэтому я все чаще думаю о том, чтобы написать книгу о том, как все было на самом деле. Потому что люди видят мой путь со стороны, но не знают, что нужно было сделать, чтобы его пройти, и какие жертвы нужно было принести. Поэтому да, я бы прошла его и снова. Есть такая классная фраза, которую я где-то недавно прочитала: «Если ты никогда не сталкивался с масштабными вызовами в жизни, тебе стоит купить их за большие деньги!» Только через испытания возможен рост. А жизнь без роста меня не интересует!